Крайний справа в верхнем ряду - это, по-моему, депутат Олег Румянцев. Теперь он выглядит иначе, неформальные бородку и усы не носит, так что его трудно узнать, а тогда он выглядел так: P. S. Вот, кстати, как того же Румянцева арестовывали в октябре 1993 года подчинённые того самого человека, который стоял с ним на танке: "Мы подошли к дому, альфовцы отстали от нас. Из подъезда выскочил омоновец (или милиционер) с автоматом и заорал: "Ложись, сука!" Меня втолкнули в подъезд. Пьяная харя схватила меня за бороду: "Иди сюда, жидовская морда!" Трижды ударил меня лицом о колено. Потом меня обшмонали. Денег не было, забрали маленькое радио "Сони". Несколько раз ударили по корпусу, по почкам. Подъезд был сквозной, меня вытолкнули к выходу. Какой-то офицер (по-моему, это был офицер) шепнул мне: "Во дворе стреляют, бегите вон к тому подъезду!" Мы побежали к этому подъезду. Со мной рядом был художник, мы познакомились, когда выходили из Белого дома. Помню, он говорил мне: "Олег Германович, если останемся живы, я должен написать ваш портрет". Вбегаем мы с этим художником в подъезд, а там та же картина, тот же ад, только другой круг. Омоновцы бьют двух почему-то раздетых до пояса мальчишек. Совсем мальчишки, лет по семнадцать, не больше, — защитники Белого дома. Одного так ударили автоматом по ребрам, что хруст костей был слышен: Меня хватают и бьют несколько раз по яйцам. Я потом неделю кровью мочился... Прикладами нас вытолкали на улицу, во двор. Во дворе действительно стреляли. Не понятно в кого, но слышны одиночные выстрелы. И тут мой художник побежал. Петляя, как заяц, побежал в глубь двора. Опять раздались выстрелы в той стороне, куда он побежал. У меня тоже было желание побежать. Но я подавил его, подумал — убьют. Передо мной возник омоновец. Передернул затвор. Представь ситуацию: пьяный человек с автоматом, глаза, в которых нет ничего человеческого, у ног его, чуть сбоку, лежит чей-то труп. "Все, сука, прощайся с жизнью!" — сказал он, подходя ко мне. Два раза плюнул мне в лицо. Заорал: "Поворачивайся!" Я повернулся к нему спиной. "На колени!" И — очередь над головой..."
no subject
P. S. Вот, кстати, как того же Румянцева арестовывали в октябре 1993 года подчинённые того самого человека, который стоял с ним на танке:
"Мы подошли к дому, альфовцы отстали от нас. Из подъезда выскочил омоновец (или милиционер) с автоматом и заорал: "Ложись, сука!" Меня втолкнули в подъезд. Пьяная харя схватила меня за бороду: "Иди сюда, жидовская морда!" Трижды ударил меня лицом о колено. Потом меня обшмонали. Денег не было, забрали маленькое радио "Сони". Несколько раз ударили по корпусу, по почкам. Подъезд был сквозной, меня вытолкнули к выходу. Какой-то офицер (по-моему, это был офицер) шепнул мне: "Во дворе стреляют, бегите вон к тому подъезду!" Мы побежали к этому подъезду. Со мной рядом был художник, мы познакомились, когда выходили из Белого дома. Помню, он говорил мне: "Олег Германович, если останемся живы, я должен написать ваш портрет". Вбегаем мы с этим художником в подъезд, а там та же картина, тот же ад, только другой круг. Омоновцы бьют двух почему-то раздетых до пояса мальчишек. Совсем мальчишки, лет по семнадцать, не больше, — защитники Белого дома. Одного так ударили автоматом по ребрам, что хруст костей был слышен:
Меня хватают и бьют несколько раз по яйцам. Я потом неделю кровью мочился... Прикладами нас вытолкали на улицу, во двор. Во дворе действительно стреляли. Не понятно в кого, но слышны одиночные выстрелы. И тут мой художник побежал. Петляя, как заяц, побежал в глубь двора. Опять раздались выстрелы в той стороне, куда он побежал. У меня тоже было желание побежать. Но я подавил его, подумал — убьют. Передо мной возник омоновец. Передернул затвор. Представь ситуацию: пьяный человек с автоматом, глаза, в которых нет ничего человеческого, у ног его, чуть сбоку, лежит чей-то труп. "Все, сука, прощайся с жизнью!" — сказал он, подходя ко мне. Два раза плюнул мне в лицо. Заорал: "Поворачивайся!" Я повернулся к нему спиной. "На колени!" И — очередь над головой..."